Библия в современном мире: аспекты толкования

3. Богословие и чтение Библии / Дж. Пакер

Мне уже доводилось писать1 о решении, к которому я пришел в солидном и зрелом возрасте восемнадцати лет. Будучи христианином менее года, я сообщил священнику своего колледжа в Оксфорде, что не хочу изучать богословие, поскольку моей вере оно никак не поможет. Вздор, который порой слетает у нас с языка, порождается путаницей в мозгу, — а мой мозг тогда был заполнен полуправдой, которую я принимал за полную правду и которая поэтому исправно выполняла функцию лжи. Я рассуждал так: поскольку Библия заключает в себе принципы собственного толкования (верно) и поскольку Святой Дух, которым она вдохновлена, просвещает кроткие сердца и позволяет им понять ее смысл (тоже верно), то, если я буду молиться и читать Библию, мне легко откроются все ее тайны.

Но это было сильное упрощение. Да, некоторые тайны Библии открывались мне именно так. Многие ее читатели — и в былые, и в нынешние времена — могли бы свидетельствовать о бесценных уроках, которые они получали, погружаясь в строки священного текста. Но все ли уроки или, точнее, всё ли, что мне необходимо вынести из них? Нет! Мне потребуется помощь всего непрерывного богословского опыта церкви и самого богословия, ибо для понимания самых важных, основополагающих моментов моего разумения не хватит. В восемнадцать лет я не понимал, что Бог ждет от нас постижения Его уроков, данных нам в Библии, не через уединенное ее изучение, а через взаимообогащение интеллектуальным опытом всего христианского сообщества. Сюда входят и проповеди, и книги, и споры, и дебаты. Все это — пища для ума как основного элемента наставничества. Иными словами, все это — богословие.

В те дни я представлял себе богословскую жизнь церкви как скопище священнослужителей, гоняющихся за черными кошками в темном подвале («почему они не могут просто верить Библии, не задаваясь всеми этими вопросами?»). Богословие виделось мне шатким и полным изъянов плодом человеческого разума, порождением суетной гордыни, грудой бессмысленных препятствий, преграждающих путь к духовной истине. Это было глупо (вообще на свете мало глупостей, которые в тот или иной момент жизни не вызывали у меня энтузиазма). Но наблюдения за общинами, межцерковными группами, библейскими колледжами и семинариями убеждают меня, что многие христиане остаются во власти этого заблуждения. Это дерзкое предубеждение и уверенность, что Библию лучше всего изучать без богословия, сегодня лежат в основе так называемого «индуктивного» чтения Библии, а поколение назад лежали в основе служения тех, кто называл себя «учителями Библии» в противовес богословам. И это очень дурно.

На последующих страницах я попытаюсь развенчать это обедняющее нас предубеждение, показав, с одной стороны, что изучение Библии без богословской подоплеки — занятие шаткое, нецерковное и в конечном итоге даже нехристианское; а с другой стороны, что богословие проливает свет на процесс чтения Библии, высвечивая его высоту, глубину и широту со всех точек зрения — доктринальной, этической, молитвенной, апологетической... И начну я с двух основополагающих вопросов.

Что такое богословие?

Первый вопрос — «Что такое богословие?» Богословие, или теология («мысли и речи о Боге») — это наука, область знания, имеющая дело с реальностью. Предмет теологии — Бог Создатель, живой Господь и Его отношения со всем, что не есть Он Сам, включая нас с вами, точнее, в первую очередь нас с вами. Ведь Библия говорит прежде всего о том, как Бог правит человечеством, судит и спасает его. Как и всякая наука, богословие в своем современном виде имеет ряд устоявшихся и подтвердивших свою надежность методов исследования и идет рука об руку с историей развития, образуя с ней своего рода «совместное предприятие». Чем же обусловлена стабильность этого «предприятия»? В первую очередь вопросами, на которые оно пытается найти ответы. Физика спрашивает: «Как действует система материального мира?» Биология спрашивает: «Как действуют различные формы жизни?» А богословие спрашивает: «Как действует Бог?»

У каждой науки — своя методика поиска ответов. Физика и биология смотрят и наблюдают, ставят опыты и интерпретируют результаты, «подвергают природу пытке», как выразился Ф. Бэкон, с целью выведать, что с ней происходит в разных условиях и обстоятельствах. Богословие же слушает и рассуждает, .позволяя Библии самой и на своем языке говорить о жизни в целом, а затем вступать во взаимодействие с тем, что сказано и говорится (а также сделано и делается) миром, церковью и отдельным читателем. Всякая наука стремится найти истину; но если физика и биология пытаются постичь эмпирическую истину о творении, чтобы затем приспособить ее на пользу техническому прогрессу, то богословие ищет явленную нам истину о Творце, чтобы познать Его в поклонении и послушании, чтобы исправить и направить наши мысли и дела и тем самым употребить эту истину во славу Его и ради служения Ему.

Подойдем еще ближе: богословие — это организм мысли, это комплекс дисциплин (у каждой из которых свои правила и ресурсы), подпитывающие одна другую и подпитываемые одна другой. В богословии все взаимосвязано, и потому с первого раза ничего нельзя понять полностью: адекватное понимание приходит лишь после того, как изучишь все связи и поймешь, что они предполагают и подразумевают. Кто-то однажды сказал, что романы Джейн Остин — тонкие, написанные изысканным языком — в первый раз читаешь в четвертый раз; иными словами, по-настоящему оценить их можно лишь после четвертого прочтения. То же относится и к изучению богословских истин.

Богословие с его разветвленной системой внутренних связей порой описывают как круг или, что точнее, как восходящую спираль. Идея такова: пока не одолеешь целое, понимание отдельных частей затруднено. Но когда начинаешь этот путь во второй раз, то все его этапы знаешь уже немного лучше. Пройти этот путь — значит рассмотреть все дисциплины, составляющие организм богословия, и понять, как их предметы и рабочие гипотезы влияют на изначальное восприятие человеком.

Организм богословия часто представляют в виде четырехугольника. Первая его сторона — библейское богословие (изучение текстов и синтез выявленного). Вторая — систематическое богословие, включающее в себя этику. Третья — история церкви, частью которой является историческое богословие. Последняя сторона — практическое богословие, куда входит духовная жизнь, пастырское попечение, проповеди и молитвенное служение. Но этот классический анализ слишком сжат. Наше видение теологии станет куда яснее, если мы различим в ней следующие десять дисциплин.

1. Экзегетика. Это основополагающая богословская деятельность, которая ищет ответы на вопросы: «Что должен был выразить тот или иной библейский текст, параграф или книга? Что хотел сказать автор своим предполагаемым читателям о Боге и о людях, ходящих под Богом, о себе и о них (читателях)?» Только после того как экзегеза выяснит, что означал данный текст на уровне общения между людьми, мы сможем — если сможем — различить запечатленные в нем истины о Боге и человеке, применить их к своей жизни и, таким образом, понять, что этот текст как Слово Божье означает для нас здесь и сейчас. Толкование — процесс разъяснения современному читателю смысла Священного Писания как Слова Божьего — начинается с экзегезы и завершается практическим применением.

2. Библейское богословие. Библейское богословие — это дисциплина, которая синтезирует и организует выводы экзегезы как тематически, так и исторически, ищет ответы на следующие вопросы: «Что именно хочет сказать нам каждый библейский автор о том-то и том-то, о Боге и набожности? И что хочет сказать нам об этих вопросах Библия в целом? В каком порядке, на каких этапах открывается нам сказанное ими? В какой степени это откровение, если брать его целиком и полностью, подразумевается каждым автором, когда он говорит то-то и то-то?» В поле зрения библейского богословия попадают все вопросы взаимосвязей между учениями, изложенными в разных частях Священного Писания. Это объединяющая, интегрирующая богословская дисциплина.

Здесь следует отметить две тенденции среди современных ученых, «мутящие воду» библейского богословия. Одна из них утверждает, что каждая церковь и каждый богослов опираются не на Библию в целом, а на «канон внутри канона». По этому поводу достаточно отметить, что если кто-то так и поступает, то это не достоинство, а недостаток, и именно библейское богословие должно помочь преодолеть его. Вторая тенденция «сталкивает лбами» разных богословов и выдает одни и те же истины, просто высказанные разными словами, за нечто взаимоисключающее. Но если иметь в виду то, что все Писание есть в конечном счете плод одного Разума, если вспомнить, что одну и ту же мысль можно облачить в разные вербальные «одеяния», отчего суть ее не меняется, и если с учетом всего этого непредвзято рассмотреть доказательства «несовместимости» разных богословских учений, то мы поймем, что богословское единство — самое поразительное в Новом Завете, да и во всем каноническом Писании.

Историческое богословие. Историческое богословие лежит в основе истории христианства (термин «история церкви» слишком узок для истории Божьего народа, живущего Божьим Словом в Божьем мире). Оно исследует, как христиане прошлых веков рассматривали тот или иной элемент библейской веры, как они понимали, утверждали и отстаивали веру в целом. Какими вопросами они задавались? Какие ответы на них находили? В чем были уверены? В чем сомневались? Каким испытаниям подвергались? Чье влияние, осознавали они это или нет, отразилось на их мышлении? Верующие вникают в это не только из дружественного интереса к тем, кто вел жизнь во Христе прежде них, но и потому, что здравый смысл подсказывает им, что надо учиться на достижениях прошлого. Современным студентам, изучающим физику или биологию, незачем «изобретать велосипед» и открывать все законы заново, поскольку в наследство им достались не только методы исследования, но и твердо обоснованные научные выводы, на которых они и строят собственную исследовательскую работу. И к этому их побуждает научное наследие прошлого. То же и с богословием. Двухтысячелетнее наследие споров и открытий внутри церкви называется традицией. Ее нельзя считать непогрешимой; непогрешимо и безошибочно лишь Священное Писание, на котором она основана и которое исправляет ее ошибки. И все же традиция имеет непреходящую ценность как тщательно разработанная попытка детально разъяснить Писание и применить его для наставления. Пренебречь традицией и отвергнуть ее помощь может лишь самонадеянный безумец. Историческое богословие призвано спасти нас от этого безумия.

Систематическое богословие. Систематическое богословие — это дисциплина, которая объединяет в себе открытия экзегетики, библейского и исторического богословия и представляет собой своего рода водораздел. Именно к ней мы приходим с выводами всех названных раньше дисциплин, и именно из ее источника черпают все те дисциплины, речь о которых еще впереди. Систематическое богословие обрабатывает материал, предоставляемый библейским и историческим богословием, в поисках способа сформулировать веру во всей ее полноте и целостности, последовательно и обоснованно, веру, которая будет неопровержимой и непреложной по отношению ко всем современным интересам, допущениям, вопросам, сомнениям и проблемам церкви и мира. Некоторые предпочитают называть эту дисциплину догматическим богословием на том основании, что она имеет дело с уже определенным вероучением (догматами) церкви. Однако термин «систематическое» предпочтительней, поскольку он гораздо больше говорит об области применения и методах этого раздела богословской науки.

В идеале систематическое богословие упорядочивает и вероисповедание отдельных христиан и церквей, и жизнь в вере, которую они ведут перед неверующим миром и перед Господом. Оно формулирует веру языком, библейским по форме и современным по воздействию. Верно понимаемая и применяемая, эта дисциплина предлагает пояснительное и практическое толкование Библии, которое заслуживает название систематического не потому, что навязывает некую умозрительную систему, а потому, что объединяет библейские темы именно так, как делает это само Писание, и представляет каждую из них как последовательное целое, в центре которого находится Бог. Правильное систематическое богословие всегда рекомендует себя как свидетельство о Боге Евангелия — триедином Творце-Искупителе — и как изложение Его явления человечеству и Его откровения, данного нам в Библии.

Порою систематическим богословием пытаются называть умозрительные религиозные учения, весьма вольно связанные с Библией (пример тому — теология Пауля Тиллиха). И хотя с точки зрения филологии это верно (в конце концов любая беседа о Боге есть богословие), все же такое значение этого словосочетания нельзя считать христианским. Христианское представление о богословии всегда было сосредоточено на разъяснении Христа с библейских и апостольских позиций; тем же, кто, подобно Тиллиху, даже не предпринимал попыток такого разъяснения, уместнее было бы называть свои  построения «систематической философией религии».

Систематическое же богословие — это кумулятивная дисциплина, которая собирает воедино все источники знания о Боге. Шесть богословских дисциплин, о которых мы будем говорить дальше, основываются на ней, взаимодействуют с ней и находят применение ее открытиям.

Апологетика. Эта наука ищет ответы на такие вопросы: «Как нам хвалить и защищать христианскую веру, сформулированную для нас систематическим богословием, среди всеобщего безверия, суеверия, смятения и дурмана? Какие аргументы доступны нам, чтобы мы могли оправдать истинность веры, построить мосты понимания и убеждения?» Апологетика — почти раздел систематического богословия и зачастую преподается именно так.

Этика. Этика задается следующими вопросами: «Каковы идеалы и мерила христианского поведения и христианского характера? Как нам доказать, что они верны, мудры, благотворны и плодотворны, перед лицом критики (например, ницшеанской), основанной на нехристианском взгляде на природу и предназначение человека? Как нам настаивать на применении библейских принципов в конкретных ситуациях, когда отдельные христиане или общины ищут верное решение?» В конечном итоге этика черпает материал из Священного Писания, опосредованно же — из свидетельств о Боге и человеке, накопленных систематическим богословием.

Миссиология. Это относительно новая дисциплина, выясняющая, как нам понимать и нести служение, предназначенное для нас Богом в этом мире. Культурная антропология и социология снабжают ее необходимыми знаниями о мире, а систематическое богословие — необходимыми знаниями о человеческих потребностях, какими видит их Бог, и о способах, какими Он удовлетворяет эти потребности.

Духовность. Эта дисциплина, иначе называемая моральным, молитвенным, или аскетическим богословием, изучает жизнь в союзе с Богом. До недавнего времени ее считали подразделом этики. Она черпает материал не только из тех текстов Библии, где говорится о познании Бога, вверении Ему своей жизни, общении с Ним, принятии от Него добра и зла (в том смысле, в каком об этом говорится в книге Иова 2:10) и возрастании в Его благодати, но и из усвоенных богословских доктрин о Боге, человеке и искуплении.

Литургика. Литургия — почтительное богослужение, а литургика — учение, выясняющее, как лучше и вернее всего Божий народ должен прославлять Господа на земле. Суть богослужения — в смиренном принятии Божьих даров, выражении любви к Нему и благодарности за Его щедрость. Систематическое богословие позволяет нам узнать о Божьей благости в Его творении, провидении и благодати, и это знание помогает нам правильно прославлять Его.

Практическое богословие. Практическое богословие охватывает широкий спектр прикладных дисциплин. Основной вопрос практического богословия таков: «Как мы должны трудиться во имя Бога и воздавать Ему славу в повседневном служении — пасторском, проповедническом, церковном, административном или каком-либо другом?» Все это сферы, в которых библейская истина о Боге, человеке, спасении и Божьем Царстве соединяется со светским знанием о сегодняшнем мире и человечестве. Систематическое богословие выполняет здесь роль «оптового продавца» и «сторожевого пса», поставляя и охраняя эти библейские истины и следя за тем, чтобы они оставались абсолютами, на фоне которых все людские идеи относительны. И ни в коем случае не наоборот.

Представление о богословии как о некоем предприятии для избранных, мешающем христианам верно понимать Библию, весьма живуче. Но я надеюсь, что наше исследование поможет похоронить его.

Предубеждение против богословия

Второй вопрос вытекает из первого. Если богословие не противоречит ни вере, ни изучению Библии, то откуда же взялось предубеждение против него? Откуда взялась идея ненужности богословия, не чуждая стольким верующим? И то и другое

происходит из «социального образа» богословия, который I сформировался в первой половине XX века.

Отрицающий веру в сверхъестественное рационализм, который вырос из деизма эпохи Просвещения и из романтического пантеизма, в сочетании с эволюционной эйфорией породил в среде профессионалов особый род богословия. Это  богословие благополучно отрицало и библейскую веру, и ее  основные догматы — Троицу, воплощение, искупление, чудотворство Иисуса, непорочное зачатие, телесное воскресение, вознесение и будущее пришествие, а также духовное преображение и обращение грешников. Богословы, которые  придерживались этих «либеральных» и «прогрессивных»  взглядов, в то время довольно прочно утвердившихся в протестантизме, приветствовали западную культуру и возлагали на  нее большие надежды. При этом они презирали старомодную  библейскую веру и делали все возможное, чтобы принизить  ее, внедряя собственную модель христианства, в которой не  было места личному обращению.

Подобная категоричность и нетерпимость со стороны так называемых либералов была объявлена необходимым условием теологии. Тех же, кто выступал против нее, немилосердно заклеймили «обскурантистами», безнадежно отсталыми и бесконечно невежественными в области богословия. Неудивительно, что богословие представлялось защитникам традиционного христианства этаким вредоносным идеологически окрашенным троянским конем, которого простофили, одураченные лукавым, втащили в церковь себе на погибель. Естественно, люди создавали себе представление о богословии, наблюдая за работой профессиональных теологов, и непрерывный поток дурного, самодовольного, антибиблейского, порабощенного культурой богословия привел к тому, что само это слово стало восприниматься едва ли не как ругательное.

Если говорить об интеллектуальной сфере, то первая половина двадцатого века по всем статьям оказалась неудачным временем для евангельского христианства. Считалось, что сопротивление евангельского христианства методам и выводам библейской критики, сколь бы научной и обоснованной она ни была, подорвало веру в его интеллектуальную состоятельность. Во всем англоязычном мире «критическая ортодоксия», основанная на «гарантированных результатах критики высокого уровня» (такой жаргон бытовал в то время), стремилась вырвать церковное руководство из рук евангельских христиан; они же, вынужденные обороняться и вынесенные на обочину интеллектуальной жизни церкви, попали в бурный водоворот.

В Северной Америке против либерального истеблишмента объединились фундаменталисты, пытаясь жесткостью компенсировать отсутствие глубины и веса; в Англии сложилась иная ситуация — «каждый за себя». Вот что вспоминает об этом времени англичанин Джон Уэнхем (John Wenham):

«В те дни евангельским христианам в университетах доводилось слышать один и тот же расхожий совет: «Делайте что хотите, только богословием не занимайтесь». Наученный горьким опытом и набивший немало шишек, я тем не менее осознавал, что у этой политики нет будущего. На смену плохому богословию обязано прийти хорошее — вот что было чрезвычайно важно. И потому на третьем курсе я сделал решительный шаг — начал готовиться к первой части экзамена для получения отличия по теологии в Кембридже. В то время я уже стал секретарем организации, несколько позже получившей название «Религиозно-богословское студенческое братство» (предшественник нынешнего «Братства студентов-богословов» при Христианском содружестве университетов и колледжей), и в 1937 году предпринял попытку созыва нашей первой конференции. Евангельская наука была тогда в таком упадке, что нам не удалось найти ни единого авторитетного ученого, который мог бы отстаивать библейскую истину от нашего имени»2.

Однако после Второй мировой войны положение начало меняться к лучшему. Богословие обрело второе дыхание под влиянием таких ученых, как Ф.Ф. Брюс (F.F. Bruce), таких проповедников, как Д. Мартин Ллойд-Джонс (D. Martin Lloyd-Jones) и Билли Грэм, таких преподавателей, как Джон Стотт (John Stott) и Фрэнсис Шеффер (Francis Schaeffer), таких организаций, как общество Тиндла в Англии и Фуллерская семинария в Америке, особенно в первые годы ее существования3. Благодаря возрождению богословия появились и другие одаренные руководители и важные организации. Надо сказать, что либералы, такие, как Рейнгольд Нибур и Карл Барт, ни в коей мере не приложили к этому руку: они усердно саботировали те взгляды и убеждения, в которых были воспитаны. Сегодня мировое сообщество евангельских христиан имеет мощную интеллектуальную богословскую опору, несравненно более прочную, нежели пятьдесят лет назад.

Немудрено, что в евангельских кругах часто встречается недоверие к богословию и стремление отделить от него изучение Библии. Подозрение, однажды зародившись, рассеивается более чем неохотно; международное сообщество ученых- богословов по-прежнему подвержено влиянию либералов и тонет в трясине релятивистских мутаций, не в состоянии прямо и безоговорочно, как того требует Библия, уверовать в откровение и осознать духовную слепоту падшего человечества. Очевидно, что богословие еще не вполне исцелилось; и до тех пор, пока это так, у ревностных христиан велик соблазн относиться к нему с прежним недоверием и даже отвращением. Возможно, действенное противоядие от такого отношения — сосредоточиться на лучших образцах консервативного, непрофессионального, живого, волнующего сердца богословия, богословия дилетантов, таких, как Г.К. Честертон, К.С. Льюис, Чарльз Уильяме, Т.С. Элиот, Дороти Сейерс, Томас Говард, Питер Крифт. Труды этих людей способны мгновенно растопить лед антибогословских предрассудков в сердцах, где обитает Святой Дух, сердцах возрожденных христиан, стремящихся служить Богу и воздавать Ему всю Его славу.

Взаимосвязь богословия и чтения Библии Все сказанное выше позволило нам подойти к вопросу, ради которого, собственно, и была начата эта работа: «Как связаны между собой богословие и чтение Библии?» Сейчас мы уже можем задать этот вопрос, и остаток статьи я посвящу двум утверждениям, которые дают ответ на него. Первое: богословие (в правильном понимании этого термина) — это и есть чтение Библии, каким оно должно быть; а чтение Библии (в правильном понимании этого термина) — это и есть богословие, каким оно должно быть. Второе: богословие (как занятие и как его результат) помогает в чтении Библии отдельному читателю, группам, изучающим Писание, сообществам верующих и Церкви в целом.

Начнем с первого утверждения. Мы уже выяснили, что всякий, кто говорит о Боге, в каком-то смысле богослов, поэтому вопрос не в том, намерены ли мы заниматься богословием, а в том, каким будет наше богословие: хорошим или плохим. Неважно, будет оно остроумным и изысканным или прямолинейным и неуклюжим (плохое богословие куда как часто бывает остроумным и изысканным). Важно иное: будем мы верны Библии или же своевольны, безответственны и вздорны. Иными словами, вопрос в том, чем мы будем руководствоваться, занимаясь богословием (то есть говоря о Боге): тем, что говорит Библия, или тем, что взбредет нам в голову.

Человек, который хочет быть хорошим богословом, должен безоговорочно преклоняться перед авторитетом Священного Писания — Слова Божьего. Это значит, что он обязан знать и уметь четыре вещи: понимать смысл Библии; следовать ее учению; применять ее мудрость; утверждать ее истину. Но ведь именно к такому результату и должно вести нас чтение Библии! Может быть, богословие и чтение Библии — всего-навсего разные названия одного и того же?

На это можно уверенно ответить: «Да». С общечеловеческой, экзистенциальной, религиозной точек зрения, богословие и чтение Библии — это одно и то же.

Попробуем доказать это. Богословие — это работа мысли, которая порождает богословские учения: учение Кальвина, святого Августина, Уэсли, Барта, мое, ваше. Цель богословия — выяснить и изложить словами истину — всю истину — о Боге. Это полное и всеобъемлющее библейское откровение о Его делах, Его воле, Его путях. В самом сердце этого откровения — Личность и миссия Иисуса Христа. Истина о Боге — это еще и откровение о том, что означает союз с Богом, служение Богу, покорность Богу, прославление и восхваление Бога для всего христианского мира и каждого верующего.

Таким образом, богословие как деятельность включает в себя четыре взаимосвязанные задачи. Первая из них — восприятие. Необходимо понять и осознать все сказанное в Библии о том, что сделал, делает и намеревается делать Бог в Своем владычестве над всем и вся. Именно это я имел в виду, говоря о понимании смысла Библии.

Вторая задача — критическая: соотнести положения и предложения истории христианства с библейскими свидетельствами, во-первых, ради правильного толкования и понимания этих свидетельств, во-вторых, ради тех корректив, которым Священное Писание способно подвергнуть эти положения и предложения. Именно это я имел в виду, говоря о следовании библейскому учению.

Третья задача — прикладная: из Божьего откровения о Его ценностях, замыслах и заповедях извлекать практическое наставление для нашей повседневной жизни и одновременно с этим поверять библейской истиной все, что говорит о Библии светская философия и наука. Сюда входит и своеобразный «перекрестный допрос» («Правда ли, что Библия этому учит?» (например, концепция будущего Гэла Линдсея); «Правда ли, что это подтверждено экспериментально?» (например, эволюция человеческого интеллекта)). Следует также отметить, что никакие умозрительные соотношения не могут быть прочнее, чем доводы, порожденные спором между Библией, с одной стороны, и наукой и философией, с другой. Именно это я имел в виду, говоря о применении библейской мудрости.

Четвертая задача — коммуникативная: делиться обретенной истиной, укрепляя в вере христиан, наставляя неверующих, исправляя заблуждения и опровергая антихристианские доводы. Именно это я имел в виду, говоря об утверждении библейской истины. Хорошее богословие — это и хорошее чтение Библии, ибо оно помогает решать все четыре задачи одновременно.

Итак, что же мы выяснили? Оказывается, многоглавое «чудище», именуемое богословием и содержащее в себе целых десять дисциплин, о которых говорилось выше, есть не что иное, как качественное и полноценное чтение Библии — не больше и не меньше. Тонкости богословия (методы анализа, терминология и т. д.) —. это в то же время и неотъемлемые характеристики ответственного изучения Библии. Поэтому их следует рассматривать как средства, помогающие нам в полном объеме уяснить смысл Писания, а не как помехи, препятствующие этой цели. Таким образом, между богословием и чтением Библии существует неразрывная двусторонняя связь, настолько тесная, что эти два рода занятий сливаются воедино: чтение Библии порождает богословие, а богословие обогащает чтение Библии; хорошее богословие — это в то же время хорошее чтение Библии, а хорошее чтение Библии — хорошее богословие. По сути, речь идет об одном и том же.

Вместилище истины

Мы предприняли попытку исследования богословия с функциональной точки зрения; но на него можно посмотреть и под другим углом, и этот взгляд дополнит то, что мы уже знаем. Богословие допускается рассматривать как «хранилище» (а точнее, его содержимое) всей истины и мудрости, которую на протяжении веков находили в Священном Писании, изучали, проверяли, защищали от нападок скептиков, ограждали от неверных толкований.

Это принято называть ортодоксией («правильным пониманием»). Сказать, что та или иная точка зрения ортодоксальна, — значит признать, что в ходе истории она с честью выдержала все испытания и предстала перед современной церковью и современным миром с незапятнанной репутацией. Ортодоксия — суть «доктрины», богословской веры в то, что исповедует и чему учит церковь (по-латыни «doctrina» — «учение»). В христианской вере есть ядро, сердцевина, вокруг которой церковь сплочена с первоапостольских времен, — вера в Творца, ставшего Искупителем в Богочеловеке Иисусе Христе. Эта доктрина убедительно изложена в катехизической (огласительной) формуле II века, называемой Апостольским символом веры — не из-за авторства, но из-за содержания4.

Основные пункты этой ортодоксии - Троица (Бог, Единый в трех Лицах — Отец, Сын и Святой Дух); Воплощение (подлинность вочеловечения Сына Божьего Иисуса Христа, рожденного Девой, подлинность Его смерти, Воскресения и Вознесения, нынешнего царствия на небе и будущего на земле); спасение каждого верующего как дело Святого Духа (прощение грехов, сверхъестественная (духовная) жизнь в сверхъестественном сообществе, именуемом церковью, обещание будущего телесного воскрешения и вечной славы с Богом после смерти). Ортодоксальное богословие предполагает неустанное размышление над этими предметами.

«Доктрина служит четырем основным целям,- пишет Элистер Макграт : 1) поведать истину о мире; 2) откликнуться на Божье откровение; 3) осмыслить, истолковать и преобразовать опыт человечества; 4) дать каждому христианину и всему христианскому сообществу ощущение цели и самих себя»5.

Учебники по теологии тематически построены в том порядке, логичность которого доказана многовековым опытом. Они излагают доктрину в семи разделах, а именно: 1) познание Бога посредством Его Слова и Духа (изучение методологии; иногда этот раздел называют «пролегомены» — введение); 2) Бог — Создатель, Триединый, Вседержитель, Святой и милосердный; 3) человечество — сотворенное, падшее и заблудшее; 4) Иисус Христос — Богочеловек, униженный и затем возвышенный, Господь и Спаситель, Пророк, Первосвященник и Царь; 5) спасение Святым Духом и новая жизнь во Христе; 6) церковь как сообщество верующих и как учреждение; 7) будущее — Божье и наше (смерть и возвращение Христа; Воскресение и Суд; рай и ад). Именно в этих рамках лежат все расхождения между протестантизмом, католицизмом и православием. Важно понимать, что эти три ветви христианства в их классической форме имеют гораздо больше сходства, чем различий  какими бы острыми ни были некоторые из этих различий. И все же представители всех трех ветвей верят в одно и то же — в отличие, скажем, от иудеев, мусульман или «нью-эйджеров».

Таким образом, христианское богословие как занятие — это, по сути, работа над вкладом в наше «хранилище» тех истин, о которых мы сейчас говорили, и вытекающей из них мудрости; работа в сфере апологетики, этики, духовной жизни, поклонения, миссионерской деятельности и пастырского служения. Изучать богословие — значит усваивать, анализировать, оценивать, поддерживать и, если нужно, «ремонтировать» это наследие ортодоксии в его приложении к жизни.

Зачем богословие простым христианам?

Но почему простых верующих должно волновать богословие в этом смысле, в смысле так называемой «церковной доктрины»? Мы знаем, что обязаны черпать веру и нравственные убеждения из самой Библии; поможет ли нам в этом наследие христианской ортодоксии? Может ли богословие как занятие обогатить для нас процесс изучения Библии? Когда мне было восемнадцать лет, я полагал, что не может; но сейчас, полвека спустя, мне хочется забраться на крышу и крикнуть во весь голос, насколько хватит легких: «Может!» Да, может и как минимум следующими способами:

1. Богословие показывает нам, как правильно подойти к Библии. Средневековая максима  — «каждый понимает в меру своих способностей» (имеются в виду как умственные способности, так и отношение к жизни) — как нельзя лучше отражает весьма досадную проблему, характерную для всех форм вербального общения. Это изречение, в частности, означает, что мы пропускаем все прочитанное и услышанное сквозь сито собственных интересов, предубеждений, эмоциональных взлетов и падений. Зачастую мы и вовсе не «слышим» (то есть не понимаем, не ценим, не принимаем близко к сердцу) то, что нам говорят, или то, что мы видим в книгах. Зато мы «слышим» то, что хотим, или, напротив, боимся услышать, придавая словам значение, которое говорящие вовсе в них не вкладывали.

Деконструктивизм — модное направление литературной критики — уверяет нас, что именно так и должно быть и что это прекрасно. Однако с этим не согласится ни один нормальный автор и уж тем более ни один христианский автор, пишущий в дидактическом роде, например я. Почему? Да потому, что мы пытаемся донести до читателя ту или иную мысль по той простой причине, что полагаем ее верной. Так поступают даже сами жрецы деконструктивизма (тем самым показывая, что они не принимают всерьез собственные постулаты), и уж тем более так поступали авторы Библии. Да они перевернулись бы в гробах, если бы знали, как нынешние «нью-эйджеры», атеисты, политики, безответственные священники и сбитые с толку миряне по-свойски распоряжаются библейской фразеологией, не понимая ее смысла! Все это происходит, в частности, потому, что Библия сделалась неотъемлемой частью современной западной культурной мешанины, и даже в церквях вопрос о том, существует ли один-единственный «правильный» способ чтения Библии, с каждым годом становится все более запутанным.

И тут на помощь нам приходит богословие. Оно предлагает «примерить» такой подход к Библии, который: а) объединяет в единое стройное целое все, что говорят о сути Священного Писания его авторы и Сам Иисус Христос; б) упорядочивает все, что они сообщают нам о Боге и праведной жизни; в) по сути, изначально присущ христианской церкви.

Все книги Библии — это книги веры, так или иначе соответствующие фактам божественного откровения в истории и человеческом опыте. Они и сами являют собой откровения — в том смысле, что посредством этого свода текстов Бог говорит с каждым читателем и с каждым слушателем, со всею церковью и со всем миром. Получается, что Священное Писание — это Сам Бог, Который говорит, проповедует, наставляет, открывает Свой благой замысел, находящий исполнение в патриархах, пророках, священниках, царях и — как наивысшее воплощение — в Иисусе Христе. Повествуя о жизни и мыслях Своих слуг, Он указывает нам путь веры, надежды и любви, путь покаяния, долготерпения, поклонения, содружества и добрых дел — путь, на который Он призывает всех истинных учеников Иисуса.

Иногда люди неправильно понимают те или иные подробности Его откровения — например, когда неверно воссоздают исторический фон или не учитывают культурных различий между библейскими временами и современностью. Но одно остается неизменным: ни Бог, ни человек не меняются. С одной стороны, наши грехи и нужды, с другой, Его милость, благодать и восполнение наших нужд — все это остается неизменным. И та главная истина, что Иисус Христос спасает Свой народ от грехов и тем создает Божью Церковь, тоже (слава Богу!) остается истиной и останется ею во веки веков. Именно такой подход к Библии, подход, который во всех смыслах подтверждается хорошей экзегезой, и предлагает нам теология. Вооружившись им для чтения Библии, мы уже не только смотрим в текст, но и видим его. Это и подводит нас к следующему пункту.

2. Богословие высвечивает для нас всю Библию целиком. Библия огромна. В каждом из известных переводов ее на английский язык — более тысячи страниц. К тому же она чрезвычайно разнообразна по содержанию. Это шестьдесят шесть книг (причем некоторые из них составные), которые собирались воедино больше тысячи лет. Они включают в себя тексты самых разных литературных жанров: проза и поэзия, историческое повествование, биографии знаменитых людей, дидактическое богословие; проповеди, гимны, послания, статистические данные, своды законов, правила богослужения, любовные песни, философские размышления о настоящем, пророческие предвидения будущего и, как пишут в рекламных каталогах, «многое-многое другое». В этом перечне, как в густом лесу, легко заплутать и брести наугад, восторгаясь всем, что видишь, но при этом совершенно не представляя, куда же надо идти.

И здесь богословие в очередной раз приходит на помощь. Оно предлагает нам проверенные временем формулировки, в которых четко и сжато выражено все, что составляет суть библейской вести. Все христиане знают, что самое сердце

Библии — Христос, но ведь это необходимо разъяснить. Мы уже говорили о том, как выполняет эту задачу Апостольский символ веры, уделяющий особое внимание спасительной миссии Христа.

Упомянув об этом Символе веры в первый раз, я назвал его катехизической формулой, служащей для наставления взрослых новообращенных. Вот что пишет об этом Элистер Макграт:

«Апостольский символ веры уходит корнями в раннюю церковь — именно так новообращенные исповедовали свою веру при крещении. Ранняя церковь придавала огромное значение крещению уверовавших. Они получали наставления во время Великого поста (от «Пепельной среды» до Пасхи)... Наконец, овладев основами, они сообща произносили Апостольский символ как совместное свидетельство веры... которую теперь понимали... В день Пасхи, когда церковь праздновала Воскресение своего Господа и Спасителя, этих обращенных крестили — очень торжественно и радостно. Именно так верующий мог в полной мере осознать всю ценность крещения: он проходил путь от смерти к жизни (см. Римлянам 6:3-10)... Каждый крестившийся во всеуслышание объявлял о своей вере, и это было центральным событием праздника крещения»6.

И в наши дни во многих церквях прихожане во время воскресного богослужения повторяют вслух Апостольский символ веры. Эта традиция имеет под собой рациональную подоплеку — не опасение, как бы в церковь не прокралась ересь, а уверенность в том, что, воздавая Богу Его славу и хвалу, мы должны вспоминать о том, как крестились, снова и снова ощущать себя христианами, заново осознавать дар Отца — Христа, Который умер за нас, дар Христа — жизнь и надежду, дар Духа — веру в спасение. Мы вновь торжественно и благодарно произносим вслух убеждения, приведшие нас на путь вечного счастья.

Далее Макграт пишет:

«Символ веры дает нам исключительную возможность переосмыслить отдельные доктрины христианства — в частности, задаться вопросами: 1) Какие тексты Писания объединяет в себе эта доктрина?; 2) Что она сообщает нам о Боге? об Иисусе Христе? о нас самих?; 3) Как применить ее на практике к повседневной христианской жизни?; 4) Каким образом вера в эту доктрину отличает нас от неверующих? Размышления над доктринами Символа веры — прекрасный способ глубже понять христианство и разобраться в отношениях разных его сторон»7.

Именно так! Используя термины, приведенные в нашей работе, об этом можно сказать следующим образом: теология в ее пассивном и вторичном смысле, то есть как сформулированное учение (в нашем случае — катехизическая доктрина, содержащаяся в Апостольском символе веры), пробуждает теологию в ее активном и первичном смысле, то есть как поиск ответов на вопросы о Боге, тем или иным образом укрепляющих наше понимание основ христианства. Вторичное богословие порождает первичное — то, которое выявляет самое существенное в христианской вере и дает нам отправную точку для дальнейших размышлений.

Катехизис — это общее обозначение для предварительных наставлений, подводящих людей к той точке, где они уже могут уверенно и осмысленно произнести Символ веры. Слова «катехизис» и «катехумен» (оглашенный) происходят от греческого слова со значением «заставить слышать». По сути, это и есть подлинный смысл глагола «катехизировать» (готовить ко крещению, преподавать катехизис), хотя стандартная форма вопросов и ответов, используемая на протяжении последних пяти веков, и придала этому слову нынешний оттенок некоего «натаскивания». И все же тот факт, что эти наставления учат основам христианства в том виде, в каком их определяет богословие, и при этом они сосредоточены на нуждах новообращенных, дает им право называться катехизисом.

Знаменитые лекции по катехизису, написанные Кириллом, епископом Иерусалимским, и адресованные новообращенным христианам, известны с IV века. А первое издание «Наставления в христианской вере» Кальвина, маленькая книжица, увидевшая свет в 1536 году, стала карманным катехизисом для начинающих протестантов. Последующие издания росли и увеличивались в объеме и предназначались уже не только для новообращенных, но и для священников, проповедующих Библию. В 1559 году Кальвин ясно излагает эту цель:

«Ибо моя задача состояла в том, чтобы таким образом подготовить и наставить людей, желающих изучать теологию, дабы им легче было начать читать Священное Писание, а также преуспевать и продвигаться в его понимании, неуклонно придерживаясь достойного и верного пути. Ибо я считаю, что, работая над книгой, постиг сущность христианской религии во всех ее частях и расположил их в таком порядке, чтобы человек, усвоивший мою форму наставления, мог легко разобраться и решить, какое именно место ему нужно искать в Писании и для какой именно цели следует знать, что там сказано.

В то же время здесь мне нет нужды — как в моих «Комментариях», где я излагаю книги Священного Писания входить в длинные рассуждения о рассматриваемых предметах: эта книга является общим указателем, дабы руководить людьми, которые нуждаются в помощи; ведь здесь ясно видно, что я не злоупотребляю многословием и не люблю излишеств.

Следовательно, читатели, когда им понадобится найти в этой книге какое-либо конкретное указание, будут избавлены от лишнего труда...»8.

Многие, прочитав эти слова, невольно ощутят тревогу. Ведь современные евангельские христиане не раз слышали, что Библию следует читать смиренно, непредвзято, без малейших предубеждений, так, чтобы ничто не мешало ей открыть себя нам и ничто не мешало нам услышать ее. Выходит, что Кальвин отбрасывает все это, велит нам читать Библию только его глазами и видеть в ней только то, что он сам нам показывает? Но если мы — читатели и толкователи Библии — поступим так, разве это не будет величайшей самонадеянностью? Разве это не зашорит нам глаза, не поработит наш разум? Если мы позволим богословию — будь то «Наставления...» Кальвина или другая основополагающая книга — еще до чтения Библии воспитать в нас предубеждения, не станет ли это губительным для Духа?

Вовсе необязательно. Наши тревоги и опасения свидетельствуют не столько о духовной мудрости и чуткости, сколько о предвзятом отношении к богословию как таковому. Ведь что происходит на самом деле? Если подспорье в чтении Библии приходит к нам в виде молитвенного руководства, размышлений, прикладных вопросов или просто комментария, мы принимаем — и применяем! — его с радостью и благодарностью. Почему же мы тотчас ощетиниваемся, если руку помощи нам протягивает богословие — богословие фундаментальное, катехизическое, при этом самого высокого уровня и масштаба? («Наставления...» Кальвина в их окончательном виде сравнимы по объему с самой Библией.)

Всякий раз, сталкиваясь с новым аспектом реальности, мы обнаруживаем, что нуждаемся в предварительной информации, мы в буквальном смысле слова смотрим, но не видим. Одна из главных задач богословия в церкви — водить христиан по Библии; так экскурсовод, водя туристов по территории величественного замка, указывает им, на что следует обратить внимание. Моя жена в отличие от меня прекрасно разбирается в деревьях, цветах и птицах, и, когда мы гуляем за городом, она видит (то есть замечает, узнает и оценивает) гораздо больше, чем я. Я бы не заметил и половины всего этого, если бы она мне не показывала! Точно так же и люди, которые, читая Библию, умеют охватить мысленным взором все ее учение, увидят в каждом стихе гораздо больше смысла и извлекут гораздо больше знания, нежели те, кто лишен такой способности. Если мы позволим богословию подготовить нас к чтению Библии, это не будет высокомерием и самонадеянностью, это не сузит наш кругозор и не свяжет нам руки, а напротив, обогатит нас. Это подтвердит всякий, кто пошел таким путем.

3. Богословие помогает нам удержаться на библейских позициях. Мы уже говорили о том, что богословие — это организм, состоящий из десяти взаимосвязанных дисциплин, причем каждая выполняет особую задачу, которую Библия в том или ином месте, в той или иной форме ставит перед своими читателями. Эта формула верна независимо от того, подразумеваем мы под богословием занятие или унаследованное нами богатство христианского учения. Исходя из внутреннего единства и канонического статуса шестидесяти шести книг Библии (оба эти допущения я готов доказать самым исчерпывающим образом), я утверждаю, что богословие, понимаемое как анализ, оценка, переосмысление и утверждение церковной доктрины на незыблемой основе Священного Писания, выполняет критическую задачу в практике — как прошлой, так и нынешней — всех десяти богословских дисциплин.

Говоря о критической задаче, я имею в виду задачу оценочную. Я хочу сказать, что богословие должно строго следить за тем, чтобы не выйти за рамки собственных критериев. Бог нередко в милости Своей благословляет даже посредственные мысли и поступки. Таким образом Он дарует Своему народу краткосрочные преимущества на пути разрешения долгосрочных проблем. Но от этого посредственное не становится первоклассным! Вот почему самооценка и самоконтроль, призванные обнаружить и исправить отклонения от путей и образцов Священного Писания как Слова Божьего, — одна из постоянных задач богословия. Церковь, улучшенная однажды, должна быть улучшаема постоянно, то есть дело преображения Церкви никогда не кончается, — вот истина, которую снова и снова утверждает церковь, рожденная Реформацией. Непрерывная и строгая богословская оценка — необходимое условие воплощения этого девиза в жизнь.

Христианин, который хочет оставаться на библейских позициях, не должен ни на миг упускать из виду три важные вещи. Первая из них — осознание Бога как Господа. Создатель есть Господь, Всемогущий Владыка, бесконечно справедливый и бесконечно милосердный, и потому наше служение и поклонение Ему тоже должно быть бесконечным. Эта мысль — точка отсчета и центр тяжести Священного Писания. Две родственные истины — богословие служит славословию и богословие в первую очередь являет собой богослужение в повествовательной, дидактической и прикладной формах, воспевающее божественную силу и благость, — нашли особенно яркое отражение в Псалтире. Воспевание Божьего всемогущего милосердия и милосердного всемогущества — неотъемлемая часть образа человека, в чьем сердце утвердилось подлинное богословие. «Велик Господь и всехвален... Мы размышляли, Боже, о благости Твоей посреди храма Твоего» (Псалом 47:2,10). «О, бездна богатства и премудрости и ведения Божия!.. Ибо все из Него, Им и к Нему. Ему слава во веки, аминь» (Римлянам 11:33,36). «А тому, Кто действующею в нас силою может сделать несравненно больше всего, чего мы просим, или о чем помышляем, Тому слава в Церкви во Христе Иисусе во все роды, от века до века» (Ефесянам 3:20-21).

Мы принадлежим к культуре, центр которой — не Бог, а человек. Мы со своим падшим сердцем и порочным разумом, который то и дело клонится в сторону религиозных, а то и атеистических заблуждений, постоянно нуждаемся в богословском наставлении, чтобы снова и снова обращаться лицом к главной библейской точке отсчета — Господу. Божье владычество и всемогущество утверждается едва ли не на каждой странице Священного Писания. Если богословие не будет вновь и вновь предостерегать нас против антропоцентрического, эгоцентрического отношения к прочитанному, мы рискуем упустить главную мысль, способную изменить жизнь каждого из нас, и пополнить ряды тех, кто так и не сумел встать на позиции Библии, сколько бы ни читал ее. Такой исход очень печален, и мы должны приложить все усилия, чтобы избежать его. Святой Дух благословит эти усилия — богословские усилия, показывающие и напоминающие нам, как читать Библию.

Вторая — необходимость утверждать окончательность явленной нам истины. Одно из основных библейских убеждений состоит в том, что Бог, используя дар речи, данный Им человечеству, говорил с нами, сообщая нам истину о Себе, о нас и о Своем замысле. Эта мысль чрезвычайно важна для христианской веры, потому что неразрывно связана с верой в воплощение и Троицу. Если Иисус — Бог, то все слова Его учения — слова Божьи в самом буквальном смысле. А Он утверждал, что Библия — непогрешимое учение Его Небесного Отца (см. Матфея 4:4, 7, 10; 5:18; 9:13; 12:1-7; 15:3-9; 19:2-8; 17-19; 21:13, 16; 22:29-40; Иоанна 10:35), дарованное нам Святым Духом (см. Матфея 22:43), и большая часть этого учения посвящена Ему и Его предназначению (см. Матфея 5:17; 21:42; 22:41-45; 26:24, 31, 54, 56; 4:13-17; 12:15-21; 21:1-5; Марка 9:11-13; Луки 18:31-33; 22:37; 24:25-27,45-47; Иоанна 5:39,46; 19:28). Церковь единодушно признала библейское учение божественным откровением. Всем было ясно, что отвергать эту мысль — значит оспаривать воплощение Сына Божьего, Который, по Его же утверждению, пришел исполнить сказанное в Священном Писании.

Однако рационализму XIX столетия было ненавистно все чудесное и сверхъестественное. Сомнения в явленной нам Божьей истине были порождены целым рядом факторов: это и агностицизм, который проистекал из завладевшей тогда умами критической гносеологии Канта; это и «доказательства» критики высокого уровня, утверждающей, что с исторической точки зрения Библия большей частью неверна; это и унитарианство, и неверие в воплощение Иисуса — взгляды, которые распространялись в протестантской среде, рядясь в одежды «просвещенной ортодоксии». Концепция, согласно которой Бог говорит с человеком, потеряла в наши дни всякую ценность.

Однако богословие не умерло. В последние полвека ощущение кризиса христианства, притесняемого как атеизмом, так и этническими религиями, породило шквал профессиональных богословских работ. Но те из них, в которых божественное откровение Библии поставлено под сомнение, явно не выдерживают критики. Некоторые авторы утверждали, что Библия остается непогрешимой даже в том случае, если ее боговдохновенность — не более чем фантазия. Эти аргументы совершенно несостоятельны. Они пытаются свести христианство к святошеству, смеси мистики и этики, сентиментального ханжества и идеологии. Библия не дает нам сведений, позволяющих отличить Бога от людских догадок о Боге. Утверждать авторитет Библии таким способом, исходя из ее функции, а не информации, — значит превратить Бога в нечто среднее между комком теплого пуха и неизвестным Иксом, испепелив обетование непосредственного общения с Ним для каждого христианина. Те, кто отрицает божественность Библии, тем самым отвергают знание о Боге, которое она нам предлагает. Апостол Павел в Афинах увидел, что горожане поклоняются неведомому богу. Знание о Боге, которое предлагают нам многие богословы XX века, — по сути возвращение в Афины времен апостола Павла. Нам нужна теология, которая воспринимает все библейское учение как дарованный Богом путеводитель, призванный вывести нас из мрачных лабиринтов смятения, субъективизма, релятивизма и даже синкретизма — лабиринтов, вырытых теми богословами, которые понимают свою задачу совсем иначе.

Сильное место ошибочных богословских систем заключается в том, что в заблуждения всегда подмешана истина, и наша задача — отделить одно от другого. Зло — это обычно искаженное добро, а заблуждение — это обычно искаженная истина, и поступать с ними следует соответственно. Нет ничего проще и легче, чем безоговорочно принять или, напротив, категорически отвергнуть некую точку зрения; куда сложнее тщательно проанализировать и оценить ее. Богословие как многовековая мудрость, призванная определить, какие из наших представлений о Боге верны, а какие нет, — бесценный дар, позволяющий нам отличить истину от лжи, когда мы сталкиваемся со всем многообразием встречных течений современной теологии.

Небиблейские теологические концепции (например, либеральное богословие) обычно отталкиваются от текста Библии, считая, что они открывают нам подлинный пафос Писания. Таким образом, их следует оценивать как толковательные гипотезы. Однако христианское богословие основного направления — тоже толковательная гипотеза (или серия гипотез), причем всеобъемлющая и исчерпывающая. Если по- ставить ее рядом с новыми теориями, пытающимися «пролить свет» на Священное Писание, она довольно быстро разоблачит все их слабые места. Большинство этих новых идей предполагает отказ от непреложности Божьего откровения (то есть всего библейского учения). Чтобы устоять на библейских позициях, мы должны заново утвердить окончательность и непогрешимость библейской истины. И здесь нам неоценимую помощь окажет классическое наследие христианского мира, который, несмотря на все свои «мутации» (протестантизм, католицизм, православие), в этом вопросе хранит полное единодушие.

И, наконец, третья — осознавать необходимость праведной жизни. Живя в мире, где нравственные нормы размыты до неузнаваемости, христиане с легкостью соскальзывают в аморальность, забывая, что Святой Бог призвал Своих детей вести праведную жизнь, избегать грехов, о которых сказано в Десяти заповедях и других текстах Священного Писания, на практике исповедовать самоотречение, чистоту, кротость и любовь. Истина, которую Бог открыл в Библии, дарит нам не только доктринальные абсолюты, так как знание Бога о Нем Самом и о Его замыслах относительно человечества неизменно, но и абсолюты нравственные, поскольку любовь Бога к одним человеческим поступкам и ненависть к другим тоже неизменны.

Главное нравственное направление нынешнего христианства — строить отношения, основанные на любви. Это совершенно верно и правильно, однако, судя по современным дискуссиям, мы рискуем забыть о том, что праведность предполагает и соблюдение нравственных принципов, установленных Богом для Его детей. Я имею в виду дискуссии о сексуальной стороне нравственности -- развод и новый брак, секс и сожительство до брака, гомосексуализм. Наследие христианского богословия включает в себя абсолютные нравственные ценности и помогает нам в стремлении к праведности в полном смысле слова и в нашем уповании на Святого Духа. Библейские взгляды должны находить отражение не только в наших мыслях, но и в конечном итоге в наших жизнях.

4. Богословие заблаговременно вооружает нас против еретического понимания Библии. Ересь — это истина, искаженная нашим культурным окружением. Под давлением нынешней постхристианской культуры мы зачастую неосознанно извращаем Божье откровение, подгоняя его под шаблоны релятивизма, плюрализма, эволюционизма, антропоцентризма, иррационализма, пессимизма и прочих «измов» нашего времени. Читая Библию сквозь призму культурных предубеждений, мы видим ее в искаженном свете, как если бы читали се в реакционном или иконоборческом духе или же в духе отчуждения от церкви. Все это порождает еретические (не совместимые с установленной истиной) толкования. Из-за нехватки места мы не можем остановиться на этом подробнее. Скажем лишь, что лучшая защита от подобных толкований — знание христианской ортодоксии и библейских доводов, на которых она основана.

Г. К. Честертон был скорее всего прав, когда заметил, что современному человеку не хватит ума изобрести новую ересь. Тем важнее научиться распознавать старые ереси, которые рядятся в новые одежды. От этого наше прочтение Библии неизмеримо выиграет. Ереси в церкви и культы за ее пределами то и дело ссылаются на Библию, читая ее «по-своему» и пытаясь приспособить к собственным небиблейским воззрениям. Однако богословие успешно проведет нас и по этому «минному полю».

Духовное познание

Столетие назад адепты критики высокого уровня запугивали мирян, утверждая, что правильно понять Библию можно только после долгой и тщательной предварительной подготовки, поэтому не следует читать ее самостоятельно. Меньше всего на свете мне хотелось бы, чтобы моя работа о ценности богословия оставила у кого-то такое же впечатление. В 1547 год; представляя читателям первое издание своего собрания сочинений, Лютер проиллюстрировал Псалмом 118 три вещи, соединение которых рождает богослова: молитву (мольбу о свете), размышление (усердие в мыслях) и противостояние соблазну (давлению извне, понуждающему не признавать известную истину и не повиноваться ей). Молитва, размышление и борьба с соблазнами ведут к духовному познанию, на страже которого и стоит богословие. И Лютер был прав.

Духовное познание возможно и там, где нет или почти нет профессионального богословского образования. Всякий, кто внимательно и с молитвой читает и перечитывает Библию и просит Бога Святого Духа открыть ему знание о Боге в Господе нашем Иисусе Христе, получит ответ. Наш праведный Бог позаботится об этом. Мои же страницы — лишь заметки на полях о том, что некоторое знание богословия и вера в него помогут усердному читателю Библии продвинуться еще дальше на этом пути.

Всем, кого интересуют серьезные труды по основам богословия, я рекомендую обратиться к следующим книгам: «Узнать истину» Брюса Милна (Bruce Milne, Know the Truth (Downers Grove, 111.: InterVarsity Press, 1982)) и «Основы христианской веры» Джеймса Монтгомери Бойса (James Montgomery Boice, Foundations of the Christian Faith (Downers Grove, 111.: InterVarsity Press, 1986)). Возможно, для кого-то будут полезны и мои работы: «Узнать Бога» (Knowing God (Downers Grove, 111.: InterVarsity Press, 2nd ed. 1993)), «Возрасти во Христе» (Growing in Christ (Wheaton, III.: Crossway Books, 1994)) и «Краткое богословие» (Concise Theology (Wheaton, III.: Tyndale House, 1983)).

Примечания

1 J.I. Packer, foreword to Bruce Milne, Know the Truth (Leicester, U.K.; Downers Grove, 111.: Inter-Varsity Press, 1982).

2 John Wenham, «Personally Speaking»,

3 Марк Нолп (Mark Noll) (Between Faith and Criticism [San Francisco: Harper, 1987]) рассматривает американскую историю развития богословия в XX веке; история богословия в Англии еще ждет своего летописца.

4 «Верую в Бога, Отца Всемогущего, Творца неба и земли. И во Иисуса Христа, единородного Сына Божия, Господа нашего, зачатого от Духа Святого, рожденного от Девы Марии, пострадавшего при Понтии Пилате, распятого, умершего и погребенного, сошедшего в ад, воскресшего из мертвых в третий день, вознесшегося на небеса, сидящего одесную Бога, всемогущего Отца, откуда Он придет судить живых и мертвых. Верую в Духа Святого, в единую святую христианскую Церковь, в общение святых, в отпущение грехов, в воскресение плоти и в жизнь вечную. Аминь».

5 Alister McGrath, Understanding Doctrine (London: Hodder & Stough- ton, 1990), p. 10.

6 Ibid., p. 124.

7 Ibid., p. 128.

8 John Calvin, Institutes of the Christian Religion, trans. F. L Battles (Philadelphia: Westminster Press, 1960), pp. 4-5.